ana_pirogova | было и прошло

Приготовления к Пасхе начинались задолго до праздника. В пречистый четверг всё мыли и убирали, скребли мосты. Мостами называли полы, сделанные из невероятной ширины дубовых досок. Мосты были некрашеными и за зиму затаптывались до того, что весной приходилось отскребать грязь в первой хате. (Хата – комната, дом. Прим автора)

Первая хата служила кухней, прихожей, спальней для детей и кошек, временным приютом для теленка, которого забирали в дом в морозную зиму. Думаете, все это было в стародавние времена, при царе Горохе? Ошибаетесь. Теленка в хате я хорошо помню. В обязанности моей тетки, которой было тогда лет двенадцать, входило вовремя подставить ведро под телячьи надобности. Уж не знаю, как она угадывала время, надо будет спросить при встрече. Года в четыре я в первый и единственный раз в жизни попробовала молозиво. Пища богов, между прочим, но экспириенс врезался в память страшной обидой. Когда подносила ложку ко рту, бабушка по ней ударила снизу, и кусок беловатого желе упал на стол, а все присутствующие дружно заржали. Оказалось, это традиция - выбивать молозиво из ложки. Шутку я не одобрила. Почему я, такая нежная и всеми любимая маленькая девочка, должна была это терпеть от самых родных и близких?

У вас может сложиться впечатление, что мы были самые бедные и несчастные в деревне. Отнюдь. Это был самый богатый и культурный дом во всей округе, а мой дед был большим деревенским начальником. Еще до моего появления на свет у нас было полно продвинутых девайсов типа патефона. И мотоцикл с коляской у деда был. И счастье было не только у нас, а вообще было… Оно было в размеренности жизни и строгом ее порядке, когда каждый знал, что ему делать в определенное время года или дня.

Оно было в спокойствии комнат. Наша третья хата (в доме их было три) выглядела точно так, как на картине Жуковского. Удивительно, как похожи были крестьянский и дворянский быт. Жуковский, сам из обедневших шляхтичей, писал свои картины в дворянских усадьбах, в том числе и в нашей губернии. То же расположение окон, между ними – зеркало, перед зеркалом – столик, под который я пешком ходила и трогала его удивительные резные ножки. Вазы наполнялись цветами к приходу гостей. Сами окна были чуть меньше, экономичнее, но фикусы и фиалки были даже красивее, и еще бархатные глоксинии. Так же стояли стулья, только без чехлов, и кресел не было. Не было и обоев на стенах, их белили каждую весну перед Пасхой. Зато были скатерти и подзоры с вышивками такой степени аккуратности, что невозможно было поверить, что это сделано руками моей же прабабки, мамы или тетки. При мне полы в задней хате были уже крашеные и застилались вручную сделанными половиками. Окна смотрели на юг, на восток и на запад. Северная стена была глухая. Почему, собственно, была? Она и сейчас есть, только там другие люди живут.

А в воскресенье все шли в церковь обязательно (в период бабушкиной молодости). Это позже из храма сделали склад, а потом и совсем разрушили. Надевали все лучшее: нарядную повсёхницу, саян, корсет, праздничные беленькие лапти, лучший платок, бусы. Затем разговлялись куличами и крашеными яйцами, христосовались, в общем, делали все, что предписано было традицией и законом.