...и, любопытства ради, проснуться лет чрез сто

Если вы хотите посмотреть на дом, где Гоголь "Мертвые души" писал, то вам надо от площади Барберини пройти вверх по Via Sistina. Это совсем рядом, с правой стороны, обшарпанный рыжий домишко. Стоит, прижмурив ставни, невзирая. А если на противоположную сторону перейти и голову задрать, улица-то узкая, то можно увидеть и дом, и небо. Стоишь себе, как дурочка, улыбаешься, озираешься на прохожих итальянцев: Гоголь, мол, наше все, вот прямо здесь и про Коробочку, и про Собакевича. А они идут себе по своим итальянским делам, и им как будто все равно. Притворяются, конечно.

Только Гоголя вы здесь уже не увидите. Разве что рано утром придете, тогда, может, и мелькнет его разлетайка в одном из переулков. Это он в харчевню свою любимую пошел, Антико кафе Греко. Но там теперь его никто не ждет. Вместо макарон его любимых - пирожные советского вида, и официанты глаза закатывают, типа “вас много, а я один”.

Если дальше вверх по улице Систина пройти, то как раз выйдешь к Испанским ступеням. Не ошибетесь, идите прямо к египетскому обелиску. Этих обелисков там, как грибов в брянском лесу, на всех площадях понаставлены. Зачем? А чтоб красиво было.

От обелиска спускаемся вниз по знаменитым ступеням. Только, повторяю, утром надо приходить, до девяти пятнадцати, до появления первой китайской группы. А если днем придете, то ступеней вообще не увидите, они туристами засижены в прямом и переносном смысле.

Вот где-то здесь Одри ела свое мороженое. Но там она не вспоминается почему-то, становясь просто мухой незначительной.

От подножия ступеней можно опять вверх пройти. По улице Бабуино я шла, ускоряя шаг *поёт*. И как раз выйти на Пьяцца дель Пополо. Там на выходе на площадь, справа, есть магазинчик, где в витрине сумочка моей мечты так и осталась. До сих пор не пойму, жалею ли я об этом. Нет, наверное. Купила бы я ее, и что? А вот что, не осталось бы у человека ни одной мечты. Без мечты - что за жизнь? А так, пусть ждет, может, я еще вернусь.

“Что ты должна знать об этой скульптуре?” - риторически-назидательно спросила русская бабушка у своей не менее русской внучки. Спросила громко, в полной уверенности, что это должно быть интересно не только внучке, девочке-долбоёбу лет восьми, но и всем присутствующим шведояпонцам. “Ты должна знать, что хочет сделать Аполлон с Дафной,” - хотела ответить я, но удержалась. Потому что общение с прекрасным делает нас добрыми и терпимыми. Да-да, даже меня, иногда, очень редко.

Псих был этот ваш Бернини, злобное, мстительное животное. Брата родного чуть не убил, застукав его со своей любовницей Констанцией. А с самой Констанцией и того хуже поступил: искалечил ее, изрезав ножом прекрасное лицо. Не сам, конечно, слугу подослал. Ну не сволочь?

И гений, и злодейство удивительным образом совмещались в одном лице, вот в этом, бешеном, на автопортрете.

Счастливчик! Родился когда надо и где надо, в семье какой надо, и стал первым и единственным (?), чьи скульптуры движутся, бегут, кричат и плачут. В Рим только ради того стоит ехать, чтобы увидеть эти жадные мужские пальцы, впившиеся в нежную плоть Прозерпины.

Ну я, конечно, со свойственным мне цинизмом ошибочку-то у него нашла. Вмятина на теле жертвы слишком длинная от указательного пальца левой руки Плутона. Здесь на картинке не видно, а в натуре очень хорошо заметно. Туда еще один палец можно засунуть, что я и попыталась сделать, но не смогла. Во-первых, высоко, во-вторых, итальянцы бдят, не дают кому попало пальцы в статуи засовывать. Как будто бы мой русский палец чего-нибудь там повредил. Только бы лучше сделал. Вот Христос это понимал, даже в раны свои давал людям пальцы совать.

А может, Бернини специально нам знак оставил, чтобы показать, что человек он, а не бог?

Хорошо, что я не скульптор, юное дарование. А то что делать, посмотрев на все это? Разве можно после этого что-то ваять? Только пойти и убиться апстену.

Природа — тот же Рим и отразилась в нем.
Мы видим образы его гражданской мощи
В прозрачном воздухе, как в цирке голубом,
На форуме полей и в колоннаде рощи.

Природа — тот же Рим, и, кажется, опять
Нам незачем богов напрасно беспокоить —
Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать,
Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить!