Александр Куприн
Feb. 18th, 2010 12:16 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
http://kuprin.de/photos/kuprin12.jpg
А была у вас в детстве тетрадка для записи полюбившихся цитат? Вот одна из моих, собственноручно переписанных непонятно зачем.
«Когда я в первый раз вижу море после большого времени, оно меня и волнует, и радует, и поражает. Как будто я в первый раз вижу огромное, торжественное чудо. Но потом, когда привыкну к нему, оно начинает меня давить своей плоской пустотой... Я скучаю, глядя на него, и уж стараюсь больше не смотреть. Надоедает.»
Куприн написал «Гранатовый браслет» в 1910 году и считал его одним из лучших своих произведений.
«Я помню, как чуть не произошло дуэли из-за "Гранатового браслета". Куприн, А. Ладинский, мой муж и я возвращались в такси из какого-то загородного ресторана около Парижа. Говорили о литературе. В разговоре Ладинский сказал, что считает "Поединок" лучшим рассказом Куприна.
-- "Поединок"? -- удивился Куприн, -- а по-моему, "Гранатовый браслет".
Ладинский настаивал на своем мнении. Куприн горячо доказывал, что в "Гранатовом браслете" есть высокие, "драгоценные чувства людей" (выражение Куприна). Слово за слово, и Ладинский сказал, что он не понимает "Гранатовый браслет", т. к. фабула -- "неправдоподобна".
-- А что в жизни правдоподобно? -- с гневом ответил Куприн. -- Только еда да питье да все, что примитивно. Все, что не имеет поэзии, не имеет Духа.
На эту фразу Ладинский обиделся, говоря, что в непонимании или в нелюбви к поэзии его упрекнуть нельзя. Спор разгорался и делался все более резким. Перебить этот спор ни мне, ни мужу не удавалось. (Не знаю, что думал толстый француз -- шофер такси об этих неспокойных иностранцах, но он все прибавлял и прибавлял скорость.)
В пылу спора Ладинский не замечал того главного, что со стороны и мне и мужу было ясно видно: какое-то дорогое воспоминание, какое-то "драгоценное" чувство было связано у Куприна с "Гранатовым браслетом". Ладинский повторял:
-- Я уже сказал, что не могу оспаривать вашего мнения, но я его не разделяю и остаюсь при своем мнении.
И вдруг только что сильно горячившийся Куприн очень тихо сказал, отчеканивая слова:
-- "Гранатовый браслет" -- быль. Вы можете не понимать, не верить, но я терпеть этого не буду и не могу. Пусть вы чином постарше меня -- это не имеет значения, я вызываю вас на дуэль. Род оружия мне безразличен.»
Крутой, дикий нрав Куприна был притчей во языцех.
«Куприн неизменно ссылался на этот "неуемный татарский нрав" как на исчерпывающее объяснение своих поступков, когда ему случалось рассердиться, выйти из себя, хотя бы и по справедливому гневу, или просто вспылить. (И в "Юнкерах" Куприн говорит о своем татарском нраве.) Как-то раз при мне жена Куприна Елизавета Маврикиевна сухо сказала: "Этот татарский характер -- просто предлог. Надо уметь сдерживаться". Куприн не ответил сразу, а серьезно подумал и сказал: "Нет, это не предлог. Мне приходится сделать во много раз большее усилие, чем многим другим, включая и мою жену, чтобы сдержаться".
(Из воспоминаний Лидии Арсеньевой)
«Понятно, что в этом широком, красном от ветра и водки скуластом лице с длинными опущенными татарскими усами и острой бородкой, в этих раскосых маленьких "желтоватых глазах с зелеными ободками" есть что-то звериное. Конечно, это тот самый "древний, прекрасный, свободный" и мудрый зверь, которого я знаю с юности, который живет в радостном и глубоком общении с природой, в "беспечном соприкосновении с землей, травами, водой и солнцем".
И мягкая кошачья вкрадчивость хищника, и острый, пристальный взгляд охотника, и такой же пристальный, только в другие миры направленный, не видящий собеседника, взгляд мечтателя, "лунатика томного, пленника наваждения", и добродушие и жестокость, и деликатность и грубость, и лукавство и беспечность, и веселый задорный смех, и пронзительная грусть, и что-то изящное, благородное и смелое, и что-то детское, застенчиво-беспомощное, и удаль, и широта, и озорные огоньки в глазах, и во всем что-то неуловимо родное, ласковое, русское, любимое.
Широкоплечий, коренастый человек среднего роста с неизгладимыми следами стройной военной выправки. Как Ромашов, "всегда подтянут, прям, ловок и точен в движениях". Да, точность в движениях изумительная, чисто звериная. Но самое замечательное у Куприна -- это взгляд, когда он впервые смотрит на человека. Никогда не забуду первого его быстрого взгляда, который он на меня бросил. Это продолжалось одно мгновение, какую-то долю секунды, но мне казалось тогда, что это тянется без конца. Острый, сверлящий, холодный и жестокий взгляд вонзился в меня, как бурав, и стал вытягивать из меня все, что есть во мне характерного, всю мою сущность. Говорят, что так же рассматривал людей Лев Толстой. Ощущения в этот момент объекта наблюдения Куприна были не из приятных.»
(Из воспоминаний Юрия Григоркова)
http://az.lib.ru/k/kuprin_a_i/text_1580-1.shtml
"Он был золотой, низкопробный, очень толстый, но дутый и с наружной стороны весь сплошь покрытый небольшими старинными, плохо отшлифованными гранатами. Но зато посредине браслета возвышались, окружая какой-то старинный маленький зеленый камешек, пять прекрасных гранатов-кабошонов, каждый величиной с горошину. Когда Вера случайным движением удачно повернула браслет перед огнем электрической лампочки, то в них, глубоко под их гладкой яйцевидной поверхностью, вдруг загорелись прелестные густо-красные живые огни. "Точно кровь!"..."