200

Ну что, Миша, готовься, завтра ты огребешь по полной. Держись за крышку гроба обеими руками. Уже слюнявят троечники химический карандаш своего оценочного суждения. Отольются тебе их горькие слезы, пролитые над так и не выученными тучками золотыми и жемчужными, которые потруднее ласточки с весною будут. Не защитит тебя ни слог твой волшебный, ни слава всенародная, интернетом зафиксированная. У них самих интернеты найдутся с фактами и фактиками из твоей биографии, свидетелями подтвержденные,   швондерами двухсотлетней выдержки.

“Потому что Пушкин - наше все, а ты, Миша - наше … ну не то, чтобы совсем ничего, но ничего особенного. Так себе поэтишка, ниже среднего. Подумаешь, про парус написал. Мы бы и сами так могли написать, просто не хотим. Кто ты такой вообще? Какая твоя настоящая фамилия? Лермонт? Лермонтович? И это ты Россию, мать твою, немытой обзывал? Ах ты, морда твоя жидошотландская.”

Нет, нет, так откровенны они не будут, конечно, интеллигентные же люди. Намекнут только  на пару грязненьких анекдотцев, зададут пару вопросиков. А был ли покойный высоконравственным человеком, патриотом и христианином? Любил ли он начальство, как самого себя, то есть всеми силами души своей? И чем это ему голубые мундиры не угодили, они же и тогда возглавляли борьбу с коррупцией. А чечен у него почему злой?  Всем известно, какие добрые и ласковые чечены ползали по брегам отлогим двести лет назад, да и сейчас мало что изменилось.

Расследование будут проводить: кто да как тебя застрелил, может сам ты и виноват, и туда тебе и дорога.

Пусть их.

А мы, Миша, выпьем, тебя поминая, и про темный дуб споем.

(no subject)