паутинка

prosto_krasivo

чем бы дитя ни тешилось

 

Помните «Сказку о потерянном времени»? Там дети превратились в стариков и начали куролесить, оставаясь в душе маленькими. А сейчас этот сюжет вообще очень популярен. То женщина переселяется в мужское тело, то наоборот. То ребенок просыпается в образе матерого мужика. Поняли, куда я клоню? Ну как же! Иногда мне  кажется, что всемогущий Хоттабыч превратил какого-то маленького мальчика лет девяти во взрослого мужчину, так, ради смеха. Ну, а чтобы уж от души посмеяться, еще и сделал его презиком одной незначительной страны, которая сама виновата: плохо себя вела, не доросла ни до чего и не созрела.

 Так вот, пацану играть охота. Слава богу, строгий Хоттабыч с солдатиками ему забавляться не позволяет, танчики в руки не дает. «А в милицию можно?» - канючит кроха. «Валяй!» - отвечает в сущности незлой дедушка. И малец, насмотревшись американских боевиков, переименовывает простого деревенского милиционера в полицейского, прикрепляет к нему жетон и заставляет сообщать о правах каких-то неслыханных. А чего здесь плохого? Чем бы дитя ни тешилось…

дети, в школу собирайтесь

46-й год. Сельская школа. Обратите внимание, как одеты и обуты дети в первом ряду. Сердце сжимается. Отец мой честно отходил в лаптях свои первые два класса образования. Он в последнем ряду третий справа. Красавчег в кепке и курточке. А бритое лопоухое существо с булавкой на блузке, рядом с учительницей – моя мама. Она такая гордая, во-первых, потому что учительница – наша бабка, наша не по крови, а по судьбе. Во-вторых, еще не достигла школьного возраста, а в школу уже ходит, по блату.

мутер

А здесь мама с сестрой и братом. И с нашей бабкой, Надеждой Александровной Брешко-Брешковской. Она и меня еще успела понянчить. Какой характер у нее был? Один случай вам расскажу.

1943 год, немцы прочесывают деревню в поисках особо опасных элементов. И вот элемент найден, Надежда Александровна с моей трехлетней мамой на руках идет по тропинке за огородами. «Юда, юда!» - залопотали фрицы. Почему-то внешность польской дворянки показалась им еврейской. И стали ее прикладами выталкивать на улицу. А она молчала, только лицо стало белым как мел. На шум выбежала из хаты моя бабушка и вцепилась в Брешковскую с криками «мутер! мутер!». Немцы оторопели. Славянская фактура тохтер сомнений не вызывала, да и кто бы стал рисковать жизнью своей и ребенка ради чужого человека. Отпустили.

А ведь воспитанная в шелку и бархате графинечка свободно говорила по-немецки. Могла бы объяснить, доказать. Да вот не стала.