Ах, господа, господа! Отчего вы не любите живописи?

...Охотно разрешаю делать все, что хотите, с моими картинами, только не уничтожать их, - не потому, что любил бы их, а как-то жалко всю энергию и любовь, ушедшую на них.

Чем делаешься старше, тем, конечно, общество все менее и менее нужно, хотя подчас хочется людей. Одиночество и благо и страдание.. Я много читаю и мне в конце концов делается жутко от разнообразия толкований жизни и взглядов на нее! Не поражала ли Вас тоже условность и тщетность попыток понять окружающее? Ничего нам не дано, кроме возможности только вопрошать, вопрошать и вопрошать... Горе!

Какая тоска тут, дорогой мой Николай Алексеевич! Зачем ссылают сюда людей русских, любящих так сильно свою родину, свою природу, как я, например?! Неужели воздух юга может в самом деле восстановить организм, тело, которое так неразрывно связано с нашим духом, с нашей сущностью!? А наша сущность, наш дух, может быть только покоен у себя, на своей земле, среди своих, которые, допускаю, могут быть минутами неприятны, тяжелы, но без которых еще хуже.

Работать - не могу; читать - не могу; музыка раздражает; люди скучны, да и я им не нужен. Одно, что осталось, - изъять себя из жизни, но это после моего летнего покушения я повторить не могу, бог знает почему, и таким образом, жить нет сил, умереть также; куда деть себя?!!

Меланхолия дошла у меня до того, что я стрелялся, остался жив, но вот уже месяц как доктор ездит ко мне промывать рану и ставить тампоны. Вот до чего дошел Ваш покорный слуга! Хожу с забинтованной головой,. изредка мучительная боль головы доводит до отчаяния. Все-таки с каждым днем мне делается лучше. Думаю попытаться работать. Лето почти, я ничего не сделал и, вероятно, не сделаю. Вообще, невеселые мысли бродят в моей голове.

…И мы поехали на Париж. Впечатлений чертова куча! Чудесного масса в искусстве здесь, но также и масса крайне психопатического, что несомненно должно было появиться от этой крайней пресыщенности, что чувствуется во всем. Отсюда и происходит, что французы восхищаются тем, что для здорового человека с здоровой головой и ясным мышлением представляется безумием. Старые мастера трогательны до слез. Вот где величие духа! Сам Париж крайне красивый, но черт его знает, - к нему надо привыкнуть, а то как-то дико все.

Женщины здесь сплошное недоумение - недоделанные или слишком переделанные, но что-то не категорическое.

Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал я это божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью. Без этого чувства не может быть истинный художник. Многие не поймут, назовут, пожалуй, романтическим вздором - пускай! Они - благоразумие... Но это мое прозрение для меня источник глубоких страданий. Может ли быть что трагичнее, как чувствовать бесконечную красоту окружающего, подмечать сокровенную тайну, видеть бога во всем и не уметь, сознавая свое бессилие, выразить эти большие ощущения...

http://isaak-levitan.ru/letters5.php

и его жена Катя

На Эхе Виктор Ерофеев и его жена Катя умиляются гостеприимству иранцев. Ну да, платок заставили надеть в аэропорту, а могли бы сразу в морду дать. «Виктор Ерофеев и его жена Катя», - девушки Эха повторили раз шесть. А представьте ситуацию. «У нас в гостях - писательница Татьяна Устинова и ее муж Вадик (например). Это прелестное голубоглазое существо с пшеничными волосами.» Смешно? А мне нет. От Ирана мы недалеко ушли.