Лукерья

ПУБЛИКУ СО СЛАБЫМИ НЕРВАМИ ПРОСИМ ПОКИНУТЬ СЕЙ ЖУРНАЛ

Так вот, о моих прабабках. Красавица Лукерья овдовела после первой мировой, успев родить троих детей. Вскоре опять вышла замуж за Василя, младшего брата своего покойного мужа. Василь женился по любви, а не только повинуясь древней традиции. Влюбился еще в отрочестве, страдал молча, жена брата, табу. А тут случай представился… Еще двоих родили. Но, как известно, счастливые семьи, похожие друг на друга, не дают завистникам жить спокойно. Соперница, та, что считала, что не тварь дрожащая, а право имеет на Василя, решила Лукерью-разлучницу наказать. Вместе с сестрой подкараулили ее в поле и стали серпами колоть и резать. Кто серп видел, знает, какое это грозное и подлое оружие. Целили в низ живота, чтобы знала, за что умирает, да и помучить. Кричала – не услышал никто. Потом нашли во ржи истекающую кровью, но живую. Еще довольно долго прожила, но так до конца и не оклемалась, болела все время.  

Ефросинья.

Ефросинья мало что вдовой осталась с тремя сыновьями, так их после революции еще и раскулачили. Но слух об оставшемся богатстве не давал покоя местной голытьбе. Особой ценностью представлялись им прадедовы Георгиевские три креста (золото, серебро!) Приехали ночью на двух подводах, чего мелочиться? Что могла сделать одинокая женщина, как себя защитить? Удар по голове -  и тело сбросили в подпол. Вывезли полушубки, валенки, посуду, все, что на двух телегах поместилось. Кресты, конечно, забрали. А «тело» чудесным образом отжилось. Вот здоровье было у людей! А может не здоровье, а сознание, что останутся сыновья сиротами, вернуло ее с того света. Выстояла и детей подняла. Вырастила, выучила.

…Когда пришла похоронка на второго сына (старший Антон еще под Москвой геройски погиб капитаном, на Новодевичьем похоронен), а от третьего давно уже не было вестей, решила Ефросинья пойти в тифозный госпиталь сестрой милосердия. Сыпняк, как известно, уносил больше солдатских жизней, чем немецкие пули. Другие работать там отказывались, понимали: верная смерть. А моя прабабка сказала: «Пойду, может, и мой сыночек лежит где-нибудь в бреду, и никто ему воды не подаст.» Мама помнит, как стригли бабе Фросе косу, волосы были роскошные, густые и длинные. Больше мама живой ее не видела.